— А что делал в это время Торнсенсен?
— Он что-то неразборчиво ворчал и не глядел на меня.
— Вы видели удочки, сети? Какие-нибудь приспособления для рыбной ловли?
— Нет.
— Может быть, было слишком темно?
— Нет, ярко светила луна, я все отлично видел.
— И все же вы не уверены, вдвоем были Торнсенсены или втроем.
— Я не заглядывал в байдарку.
— А байдарка большая?
— Она куда шире, чем обычные байдарки.
— Там могли поместиться три человека?
— Конечно.
— А четыре?
— Может быть, и четыре.
— Спасибо. Продолжайте.
— Больше мне нечего сказать. Они уселись в байдарку, затем Ма Ми попросила меня подтолкнуть лодку и сказала, что к рассвету они вернутся. Я пожелал им не замерзнуть и что-нибудь поймать.
— Они уплыли на веслах?
— Да, господин Торнсенсен греб… впрочем, я не уверен. Может, мне показалось, но через несколько минут я услышал некий шум… как будто заработал мотор.
— Снаружи этого мотора не было видно?
— Не было. Снаружи это была самая обыкновенная байдарка.
Кора, которая внимательно смотрела беседу следователя с туристом, заметила:
— Это очень важная деталь. Если бы они поплыли на веслах, то им ни за что не добраться бы до оазиса за ночь.
— А когда байдарка возвратилась с ночной ловли, вы не заметили? — спросил на экране следователь у Зденека.
— Я уже спал, — ответил поляк. — Но услышал голоса. Они пробирались сквозь тростник и вытаскивали байдарку.
— Сколько было времени?
— Я не знаю точно, но уже светало.
— Вы не выглянули из палатки?
— Нет, мне хотелось спать.
— И вы не слышали, о чем они говорили?
— Они старались не шуметь.
Следователь включил свет. Экран погас.
— Эта байдарка могла быть переоборудована во флаер — современная техника это допускает, — сказал он.
— Они успели побывать в оазисе и вернуться той же ночью в лагерь туристов на Лоб-Нор, — закончила Кора.
Следователь завершил свой рассказ так:
— Я поговорил со всеми туристами, которых удалось отыскать. К сожалению, все остальные спали и не слышали, что происходило. Но любопытную деталь мне рассказал проводник. Оказывается, утром разболелась жена Торнсенсена, она простудилась. Так что Торнсенсены и были первыми из туристов, которые решили немедленно возвратиться в Урумчи, ссылаясь на жуткий климат и холод. За ними последовали остальные, никому не понравилось на озере. А те, кто хотел остаться, не решились этого сделать, когда основная часть группы улетела.
— Знаете, что я думаю… — сказала Алиса.
— Знаем, — откликнулась Кора. — И если ты не веришь, то я могу написать твою версию на листке бумаги, а когда ты ее расскажешь, мы прочтем мою. Если она совпадает с твоей версией, ты мне будешь должна… ну что? Любое желание, хорошо?
— Не надо писать, — сказал вежливый следователь Лян Фукань. — Я уверен, что Алиса — честная девочка и она не будет спорить…
— Так что же я думаю? — спросила Алиса.
— Ты думаешь, что профессора увезли в байдарке. Недаром они не желали ее складывать, а терпели все неудобства, только бы втащить ее в лайнер.
— Да, — призналась Алиса. — Так я и подумала. Хорошо, что мы не поспорили.
— Жалко, что я не выиграла желания, — улыбнулась Кора.
— Ты не обижайся, Алиса, — сказал следователь, — но твоя догадка лежала на поверхности.
— А раз так, — сказала Алиса, — почему же вы не задержали Торнсенсенов на аэродроме?
— Потому что мы опоздали объявить розыск. Мы догадались только после того, как Зденек рассказал о ночной рыбной ловле, а Алиса — о девочке Мариам из болонской клиники. Кстати, я не удивлюсь…
— Вы не удивитесь, если Мариам и Ма Ми — одна и та же девушка! — поспешила сказать Алиса, чтобы оставить за собой последнее слово, и ее взрослые коллеги согласно закивали, хотя потом следователь Лян Фукань сказал:
— Возможно, это и не так. Каждому из нас хочется принимать желаемое за действительное.
Алиса согласилась со следователем, хотя ей было приятно сознавать, что на нее уже никто не кричит и ее не посылают в детский сад пить кефир и ложиться в кроватку, чтобы не путалась у взрослых под ногами.
— Если у нас есть рабочая гипотеза, — в тишине кабинета произнесла Кора, — то теперь надо подумать, где бы отыскать эту семейку. Ведь найти ее легче, чем излучатель.
— И что вы намерены делать, коллега? — спросил Лян Фукань.
— С утра я улетаю в Ташкент. Я собираюсь проследить, на какой самолет или флаер перегрузили свою байдарку Торнсенсены. Ташкент — оживленное место, там масса народу, кто-то должен был их заметить…
— Хорошо, — согласился следователь. — Мы же завтра продолжим поиски в пустыне вокруг оазиса. Нельзя исключать вероятность, что эти люди убили профессора. Тогда они могли спрятать его тело в песках. Завтра из Пекина привезут мощный биоискатель.
— А я? — спросила Алиса. — Что я буду делать?
— Может, тебе лучше вернуться домой? — сказала Кора. — Ты уже достаточно напутешествовалась. Спасибо тебе за помощь.
— Ничего подобного, — ответила Алиса. — Я недавно разговаривала с Москвой. Мама не возражает, если я еще немного поброжу по пустыне. В молодости моя мама здесь путешествовала и полюбила эти края. Она даже открыла здесь лошадь Пржевальского.
— Что? — сказал следователь. — Какую лошадь?
— Не может быть! — воскликнула Кора.
Алисиной шутки они оба не поняли. Наверное, ни Кора, ни Лян Фукань не знали о знаменитом путешественнике XIX века, который открыл в этих местах дикую лошадь, названную его именем. Лян Фукань не знал о лошади Пржевальского, потому что по-китайски она называется иначе, а Кора, как всегда, проболела урок, на котором об этом путешественнике и о его лошади рассказывали.