В тот день он пришёл в палату после обеда и сказал притворно-грустным голосом:
— Я не смогу пережить разлуку с вами. Что я буду здесь делать?
Юля Грибкова сказала:
— Скорей бы выписали. А то у нас экскурсия.
Алиса, фамилии которой никто не знал, промолчала, словно её эти слова не касались.
— Как твой бывший аппендицит? — спросил Юлю Алик Борисович.
— Утром немножко болело, — сказала Юля.
— Я же обещал, что через неделю забудешь.
Юля хотела ему ответить, что, наверно, ему-то самому никогда не вырезали аппендицит и он не знает, что это такое, но спорить не стала.
— А как наши дела, Алиса батьковна? — спросил Алик.
— Хорошо.
— Что-нибудь новенькое нам расскажешь?
— Нет.
Юля смотрела на Алису и жалела её. Бывает же, не повезёт человеку. Несколько дней назад Алиса перебегала улицу и натолкнулась на троллейбус. Ушибла себе голову, получилось сотрясение мозга. Но это ещё не самое плохое. Когда Алису привезли в больницу, оказалось, что она начисто все забыла. Алик Борисович сказал, что эта болезнь называется «амнезия», чаще всего она проходит. Но представляете себе, забыть, как твоя фамилия, где ты живёшь, где учишься, даже забыть, кто твои родители! И что самое удивительное — в тот момент Алиса была в шортах, куртке и в тапочках. Ни одной бумажки, ни монетки, ничего у неё не было. А Юлькина мама Наташа сказала, как следователь из милиции, который приходил вчера расспрашивать Алису — не может же человек исчезнуть незаметно. Он сказал в коридоре заведующей отделением, что милиция опросила жильцов всех окрестных домов у того места, где Алиса столкнулась с троллейбусом, но никто ничего не знает. И ни один родитель не звонил в милицию или в больницу и не разыскивал свою дочку. «Мы, — сказал следователь заведующей, — уже по детским домам её фотографию разослали и в другие города написали». Получилось, что Алиса пропала и не пропадала, и в этом была тайна. Юля подумала, что, если бы она пропала хоть на один день, мама с бабушкой перевернули бы всю Москву вверх тормашками.
А на вид Алиса была самая обыкновенная девочка, лет двенадцати, волосы у неё были светлые, коротко подстриженные, глаза голубые, ноги длинные, все как у людей, даже немного загорелая, хотя в апреле ещё рано загорать.
Юлька знала про Алису ещё одну тайну, но никому об этом не сказала. Вчера вечером, хотя Алисе ещё не разрешили вставать, она пыталась убежать из больницы. В больничной пижаме, когда все утихло, она тихонько поднялась с кровати и пошла к двери. В палате они с Юлей были вдвоём — третью девочку позавчера выписали. Юля ещё не спала. Она спросила:
— Ты куда, Алиса?
— Сейчас вернусь.
Но Юля почувствовала неладное. И сказала:
— Тебе же вставать не велели.
— Я вернусь, — сказала Алиса.
— Слушай, — сказала Юля, которая отличается проницательностью. — Если ты решила сбежать, то обязательно простудишься. На улице дождь и почти ноль градусов.
— Я и не думаю бежать, — сказала Алиса и вышла в коридор.
Но в коридоре она сразу столкнулась с дежурной сестрой. Юля слышала, как они там разговаривают. Затем Алиса вернулась обратно и легла.
— Не удалось? — спросила Юлька.
— Не удалось.
— Я же тебе говорила. Да и куда бы ты пошла?
— Я знаю.
— Ничего ты не знаешь. У тебя же память отшибло. Простудилась бы и залегла на месяц.
— Я не простужаюсь, — сказала Алиса.
— Ничего себе Робин Гуд! — засмеялась Юлька. — Все люди, которые бегают по улицам в пижамах при ноле градусов, обязательно простужаются. Это мировой закон. А вообще-то я знала, что двери в больницу заперты, так что не очень волновалась за твоё здоровье.
— Ну и спасибо, — сказала Алиса. Она была расстроена и больше ни на какие Юлькины вопросы не отвечала.
А Юлька тогда ещё подумала, что с Алисой связано больше тайн, чем нужно. В самом ли деле она ничего не помнит?
Вот и сейчас, слушая, как разглагольствует доктор Алик и шевелит усами, словно добрый кот, она всё время присматривалась к Алисе. Если ты лежишь в больнице и тебе под руку попадается тайна, то легче лёгкого стать Шерлоком Холмсом.
— Прошлым летом, — сказал Алик Борисович, — мы с приятелями поехали на Дон, рыбачить. Ты, Алиса, когда-нибудь была на Дону?
— Не знаю, — сказала Алиса.
— Ну, это неважно.
Ой, хитрец, подумала Юля. Весёлый-весёлый, а о работе помнит. Мама говорила Юле, что в таких случаях, как у Алисы, важно найти какую-нибудь деталь, ниточку, и тогда уже распутывать.
— Значит, приехали мы в станицу, — продолжал Алик Борисович. — Недалеко от Азовского моря. Жара стоит жуткая, а арбузы ещё не поспели. Остановились мы у одного казака, такой колоритный старик, с чубом, в синей фуражке…
— Милиционер? — спросила Юля.
— Нет, просто раньше у казаков такая форма была, вот старики и носят синие фуражки.
Алиса отвернулась к окну, смотрела, как по стеклу стекают капли.
— И вот старик говорит нам: отвезу я вас на Азовское море… Ты, Алиса, не была на Азовском море?
— Нет.
— Почему ты так думаешь?
— Не была, и все тут.
— А на Чёрном?
— На Чёрном была.
— А что там делала? Отдыхала?
— Нет, работала. Дельфиний словарь составляла.
Алик Борисович засмеялся и сказал:
— Видно, у нас дело пойдёт на лад. А ты одна была на Чёрном море или с родителями?
— Не помню…
«Нет, — подумала Юлька, — врачей ты, может, и проведёшь, они тебя жалеют. И вообще слишком много знают. Меня ты не проведёшь. Почему-то ты хочешь показать, что помнишь меньше, чем на самом деле».